Вот и теперь Ки пробирала та же самая дрожь, дрожь, вызванная не только холодом. Детский страх охватил ее, – а что, если все знакомое и родное внезапно окажется совсем не таким, каким представлялось?..
В тот раз он неожиданно пошевелился, повернулся к ней, протянул руки, обнял… и она вдохнула его живое тепло, его знакомый запах, и мир снова стал настоящим. Она так и не спросила себя, почему он проснулся как раз тогда, когда это было необходимо. Она задумалась об этом только теперь. А что, если он и не спал вовсе, а думал какие-нибудь мрачные думы, неподвижно уставившись в потолок?..
Вандиен отодвинулся от Ки и один пошел прочь, и ее плечи обреченно поникли. Вот так. Темный коридор медленно поглощал его, забирая его у нее, уводя из ее жизни. Ки почувствовала, как обожгли глаза слезы. Впервые за долгое, долгое время. Она заставила себя выпрямиться и вздохнуть поглубже. Я просто устала, твердо сказала она себе. Вот и шарахаюсь от всего, словно годовалый неезженый жеребенок. Вандиен пинком ноги отворил какую-то дверь. Оттуда хлынул желтый свет масляной лампы, образовав прямоугольник на полу и на противоположной стене. Ки поспешила следом за Вандиеном, но он остался стоять на пороге, не проходя в комнату.
– Я подвел тебя, Зролан.
Он говорил медленно, его низкий голос звучал, словно у пьяного. Ки подошла и заглянула в комнату через его плечо.
Там на кровати сидела какая-то женщина, и одеяла и подушки еще хранили отпечаток ее тела. Ки снова испытала целый вихрь чувств – гнев, удивление, ревность, – но все улеглось само собой, стоило ей осознать возраст женщины. Да, волосы у той были черней черного и, гладко зачесанные со лба, пышными волнами падали на спину, а зрачки были полны огня, но морщины у губ и в уголках глаз говорили сами за себя. Перед Ки была лишь тень былой красоты: свежесть юности покинула это лицо уже очень, очень давно.
Ки покосилась на Вандиена. Тот так и стоял на пороге, недоуменно морща лоб и словно бы не очень веря в увиденное. Женщина опустила глаза первой.
– Значит, разглядел наконец, – проговорила она. – Да, теперь я – просто старуха. Знал бы ты, до чего тяжело дается мне это очарование, и с каждым годом становится все тяжелее… особенно когда приходится отводить глаза такому, как ты. Да, ты был настоящим искушением для меня, Вандиен. Ты любишь, ненавидишь и надеешься так самозабвенно, с таким жаром… Думаешь, я не видела, как ты пылал, стремясь помочь мне добиться моей цели! Ты был ястребом у меня на руке: прикажи я тебе достать для меня солнце с небес, и ты пустился бы в полет. Ты должна бы поблагодарить меня, женщина, – обратилась она уже к Ки. – Ты знаешь, я ведь могла бы заполучить этого молодца всего целиком. И душу, и тело. Я могла бы присвоить весь его жар, всю его страсть. Но я этого не сделала. Я еще не до конца честь потеряла. Ты действительно подвел меня, и я не вижу смысла обманывать тебя дальше. С Джени все в порядке?
– Джени жива, если ты это имеешь в виду. А вот насчет «в порядке» – не знаю. Да и будет ли она вообще когда-нибудь в порядке… Сегодня она потратила все свое мужество. Осталась ли хоть капля, чтобы противостоять деревне? Или ей одного озлобления для этого хватит?..
– Ну что ж. Чего, чего, а этого у нее в достатке и даже с избытком. Как, впрочем, и у тебя, возчик. Не надо думать обо мне слишком скверно, я этого не заслужила. Я просто очень стара, очень разочарована и очень утомлена. А ты… что ж, ты попытался. Вот уже много, много лет даже и этого не бывало…
– Может, и пытался, но все понапрасну. Итак, ты остаешься при золоте, а я – при своем шраме.
– Вот именно. Но, когда ты уедешь отсюда, да пребудет с тобой мое благословение… Поверь, возчик, это не пустые слова.
– Не сомневаюсь, что ради твоего благословения стоило терять упряжку в четыре скильи и тонуть самому…
– Другим случалось продешевить еще хуже. Только не думай, Вандиен, что все делалось развлечения ради. И не воображай, что нынешним вечером ты больше всех потерял. Да ты и вообразить себе не можешь, ЧЕГО ЛИШИЛАСЬ Я! А ведь я верила, что у тебя получится, Вандиен. Я глубоко заглядывала в твою душу. Ты из тех мужчин, которые следуют своим чувствам и, повинуясь велению сердца, совершают невозможное. Потому-то я тебя и наняла. Когда же я приоткрыла дверь в клетку, где, подобно птицам, обитали мои сокровеннейшие мечты… и вот они лежат кверху лапками, точно дохлые куры!.. Я слишком стара, чтобы попытаться еще раз. Мне теперь остается только сожалеть. О том, что я не встретила тебя много лет назад. О том, что ОНИ все же не доверили петь юной Киллиан, а прислали вместо нее ту Мастерицу Ветров. О том, что мне не придется попытаться еще раз…
Зролан медленно поднялась – старая, усталая женщина. Она и дышала совсем по-старчески, тяжело, с хрипом. Вандиен отступил от двери, пропуская ее. Ки, однако, не двинулась с места. Мастерица Ветров!.. Губы молодой женщины беззвучно двигались. Она почти наверняка знала имя, но вслух произнести не могла. Рибеке! Кто еще, кроме Рибеке? Слишком было похоже, что это она, Ки, взбудоражила и обозлила Заклинательниц. Чем в итоге и привела Вандиена к поражению. Привлекла слишком пристальное внимание и к себе, и к своему другу…
– Сколько?.. – вдруг спросила она. И Зролан, и Вандиен, казалось, успели про нее позабыть и едва ли не вздрогнули. Ки так и стояла в дверях, откинув на спину не успевший высохнуть капюшон. Русые волосы, потемневшие от воды, обрамляли узкое лицо. – Сколько?.. – еще настойчивее, почти зло повторила она.
– Что – сколько? – озадаченно спросила Зролан. Она хотела выйти из комнаты, но Ки не собиралась ее выпускать.